Неточные совпадения
Еще в феврале он получил письмо от Марьи Николаевны о том, что здоровье брата Николая становится
хуже, но что он не хочет лечиться, и вследствие этого письма Левин ездил в Москву к брату и успел уговорить его посоветоваться с
доктором и ехать на воды за границу.
Борис бегал в рваных рубашках, всклоченный, неумытый. Лида одевалась
хуже Сомовых, хотя отец ее был богаче
доктора. Клим все более ценил дружбу девочки, — ему нравилось молчать, слушая ее милую болтовню, — молчать, забывая о своей обязанности говорить умное, не детское.
Когда
доктор говорил что-нибудь
плохое, мрачное, — Клим верил ему.
— Нехорошо!
хуже, нежели намедни: ходит хмурая, молчит, иногда кажется, будто слезы у нее на глазах. Я с
доктором говорила, тот опять о нервах поет. Девичьи припадки, что ли!..
— У нас в клубе смешанное общество, — объяснила Хиония Алексеевна по дороге в танцевальный зал, где пиликал очень
плохой оркестр самую ветхозаветную польку. — Можно сказать, мы устроились совсем на демократическую ногу; есть здесь приказчики, мелкие чиновники, маленькие купчики, учителя… Но есть и представители нашего beau mond'a: горные инженеры, адвокаты, прокурор, золотопромышленники, заводчики,
доктора… А какой богатый выбор красивых дам!..
Худой мир все-таки лучше доброй ссоры, да к тому же Привалову не хотелось огорчать
доктора, который умел видеть в своей ученице одни хорошие стороны.
Князь помнил это посещение к нему
доктора; он помнил, что Лебедев еще накануне приставал к нему, что он нездоров, и когда князь решительно отказался от медицины, то вдруг явился с
доктором, под предлогом, что сейчас они оба от господина Терентьева, которому очень
худо, и что
доктор имеет кое-что сообщить о больном князю.
— Ничего, дышит спокойно и спит. Авось, ничего не будет
худого. Давай ложиться спать, Помада. Ложись ты на лавке, а я здесь на столе прилягу, — также шепотом проговорил
доктор.
— Если не застанешь нашего
доктора, беги к другому, да скорее беги-то, скорее; скажи, очень, мол,
худо.
Доктор пойдет в город, и куда бы он ни шел, все ему смотрительский дом на дороге выйдет. Забежит на минутку, все, говорит, некогда, все торопится, да и просидит битый час против работающей Женни, рассказывая ей, как многим
худо живется на белом свете и как им могло бы житься совсем иначе, гораздо лучше, гораздо свободнее.
Видя мать бледною,
худою и слабою, я желал только одного, чтоб она ехала поскорее к
доктору; но как только я или оставался один, или хотя и с другими, но не видал перед собою матери, тоска от приближающейся разлуки и страх остаться с дедушкой, бабушкой и тетушкой, которые не были так ласковы к нам, как мне хотелось, не любили или так мало любили нас, что мое сердце к ним не лежало, овладевали мной, и мое воображение, развитое не по летам, вдруг представляло мне такие страшные картины, что я бросал все, чем тогда занимался: книжки, камешки, оставлял даже гулянье по саду и прибегал к матери, как безумный, в тоске и страхе.
— Не хуже-с! — повторил
доктор.
Вихров для раскапывания могилы велел позвать именно тех понятых, которые подписывались к обыску при первом деле. Сошлось человек двенадцать разных мужиков: рыжих, белокурых, черных,
худых и плотноватых, и лица у всех были невеселые и непокойные. Вихров велел им взять заступы и лопаты и пошел с ними в село, где похоронена была убитая. Оно отстояло от деревни всего с версту.
Доктор тоже изъявил желание сходить с ними.
Я решился назавтра как можно раньше сходить к
доктору, если б ей стало
хуже.
И, однакож, ей делалось все
хуже и
хуже. Она стала чрезвычайно впечатлительна. Сердце ее билось неправильно.
Доктор сказал мне даже, что она может умереть очень скоро.
Да и один ли становой! один ли исправник! Вон Дерунов и партикулярный человек, которому ничего ни от кого не поручено, а попробуй поговори-ка с ним по душе! Ничего-то он в психологии не смыслит, а ежели нужно, право, не
хуже любого
доктора философии всю твою душу по ниточке разберет!
Моя наблюдательность не видала дальше своего носа, и моя скрытность, вероятно, никого не обманула; по крайней мере
доктор Лушин скоро меня раскусил. Впрочем, и он изменился в последнее время: он
похудел, смеялся так же часто, но как-то глуше, злее и короче — невольная, нервическая раздражительность сменила в нем прежнюю легкую иронию и напущенный цинизм.
Иногда набоб старался себя утешить тем, что Луша слишком занята своим
доктором и поэтому нигде не показывается, — это было
плохое утешение, но все-таки на минуту давало почву мысли; затем иногда ему казалось, что Луша избегает его просто потому, что боится показаться при дневном свете — этом беспощадном враге многих красавиц, блестящих, как драгоценные камни, только при искусственном освещении.
Это не знаменитый генерал-полководец, не знаменитый адвокат,
доктор или певец, это не удивительный богач-миллионер, нет — это бледный и
худой человек с благородным лицом, который, сидя у себя ночью в скромном кабинете, создает каких хочет людей и какие вздумает приключения, и все это остается жить на веки гораздо прочнее, крепче и ярче, чем тысячи настоящих, взаправдашних людей и событий, и живет годами, столетиями, тысячелетиями, к восторгу, радости и поучению бесчисленных человеческих поколений.
Егору Егорычу по временам делалось то лучше, то
хуже, но в результате он все-таки слабел, и
доктор счел нужным объявить, что одних гомеопатических средств недостаточно для восстановления физических сил Егора Егорыча и что их надобно соединить с житьем в горной местности.
— И это — не резон, потому что век больным быть нельзя. Не поверят,
доктора освидетельствовать пришлют —
хуже будет. Нет, я вот что думаю: за границу на время надо удрать. Выкупные-то свидетельства у тебя еще есть?
Мало-помалу догадались
доктора, что болезнь притворная: воспаление постоянно небольшое,
хуже не делается, да и не вылечивается, все в одном положении, случай подозрительный.
— Иван Евсеич! — обратился к нему
доктор. — Не могу ли я, голубчик, купить у вас четвертей пять овса? Мне продают наши мужички овес, да уж больно
плохой…
Семья перепугалась ужасно;
докторов поблизости не было, и больного принялись лечить домашними средствами; но ему становилось час от часу
хуже, и, наконец, он сделался так слаб, что каждый час ожидали его смерти.
В этот-то прелестный уголок повез Алексей Степаныч слабую, желтую,
худую, одним словом сказать, тень прежней Софьи Николавны; с ними поехал друг —
доктор Авенариус.
У нас тут
доктор есть в городе, Алексей Иванович Отрожденский, прекрасный человек, честный и сведущий, — вам с ним даже не
худо будет посоветоваться насчет врачебной части в селениях, — но ужасно грубый материалист.
«А ведь он взял отпуск и поехал со мной из дружбы, из великодушия, — думал
доктор с досадой. —
Хуже нет ничего, как эта дружеская опека. Ведь вот, кажется, и добр, и великодушен, и весельчак, а скучен. Нестерпимо скучен. Так же вот бывают люди, которые всегда говорят одни только умные и хорошие слова, но чувствуешь, что они тупые люди».
Было темно в гостиной. Лаптев, не садясь и держа шляпу в руках, стал извиняться за беспокойство; он спросил, что делать, чтобы сестра спала по ночам, и отчего она так страшно
худеет, и его смущала мысль, что, кажется, эти самые вопросы он уже задавал
доктору сегодня во время его утреннего визита.
Он сидел теперь в гостиной, и эта комната производила странное впечатление своею бедною, мещанскою обстановкой, своими
плохими картинами, и хотя в ней были и кресла, и громадная лампа с абажуром, она все же походила на нежилое помещение, на просторный сарай, и было очевидно, что в этой комнате мог чувствовать себя дома только такой человек, как
доктор; другая комната, почти вдвое больше, называлась залой, и тут стояли одни только стулья, как в танцклассе.
Елена Андреевна(одна). Нет ничего
хуже, когда знаешь чужую тайну и не можешь помочь. (Раздумывая.) Он не влюблен в нее — это ясно, но отчего бы ему не жениться на ней? Она некрасива, но для деревенского
доктора, в его годы, это была бы прекрасная жена. Умница, такая добрая, чистая… Нет, это не то, не то…
Раз я слышал, как она за дверью шепталась с моим
доктором, и потом вошла ко мне с заплаканными глазами, — это
плохой знак, — но я был растроган, и у меня стало на душе необыкновенно легко.
Больной становилось все
хуже.
Доктор сказал, что уж нет никакой надежды.
Пять дней она уже лежала, и все ей
худо было.
Доктор начал покачивать головой и раз сказал Долинскому...
Наконец на дворе запахло гнилою гадостью; гнилая петербургская весна приближалась. Здоровье Даши со всяким днем становилось
хуже. Она, видимо, таяла. Она давно уже, что говорится, дышала на ладан.
Доктор, который ее пользовал, отказался брать деньги за визиты.
Пять
докторов были и деньги взяли, а Даше день ото дня становилось
хуже. Не мучилась она, а все слабела и тяжело дышать стала. Долинский не отходил от нее ни на шаг и сам разнемогся.
Иванов. Мучение…
Доктор, вы слишком
плохой врач, если предполагаете, что человек может сдерживать себя до бесконечности. Мне страшных усилий стоит не отвечать вам на ваши оскорбления.
За неделю до Рождества приехал
доктор Благово. И опять мы спорили и по вечерам играли на бильярде. Играя, он снимал сюртук и расстегивал на груди рубаху и вообще старался почему-то придать себе вид отчаянного кутилы. Пил он немного, но шумно и ухитрялся оставлять в таком
плохом, дешевом трактире, как «Волга», по двадцати рублей в вечер.
Она прижималась к нему и с жадностью глядела ему в лицо, и только теперь я заметил, как
похудела и побледнела она в последнее время. Особенно это было заметно по ее кружевному воротничку, который я давно знал и который теперь свободнее, чем когда-либо, облегал ее шею, тонкую и длинную.
Доктор смутился, но тотчас же оправился и сказал, приглаживая ее волосы...
— Поймите, — убеждал ее
доктор, — поймите, что если вы строите эту школу и вообще делаете добро, то не для мужиков, а во имя культуры, во имя будущего. И чем эти мужики
хуже, тем больше поводов строить школу. Поймите!
Нынче уж нельзя сказать: «ты живешь дурно, живи лучше», нельзя этого сказать ни себе ни другому. А если дурно живешь, то причина в ненормальности нервных отправлений или т. п. И надо пойти к ним, а они пропишут на 35 копеек в аптеке лекарства, и вы принимайте. Вы сделаетесь еще
хуже, тогда еще лекарства и еще
доктора. Отличная штука!
Доктор расспросил и осмотрел меня внимательно, нашел, что я несколько
похудел, побледнел и что пульс у меня расстроен, но отпустил в класс, не предписал никакого лекарства, запретил изнурять меня ученьем, — не веря моим словам, что оно слишком легко, — приказал наблюдать за мной и никуда одного не пускать.
Наташа. И они тоже, я им скажу. Они добрые… (Идет.) К ужину я велела простокваши.
Доктор говорит, тебе нужно одну простоквашу есть, иначе не
похудеешь. (Останавливается.) Бобик холодный. Я боюсь, ему холодно в его комнате, пожалуй. Надо бы хоть до теплой погоды поместить его в другой комнате. Например, у Ирины комната как раз для ребенка: и сухо, и целый день солнце. Надо ей сказать, она пока может с Ольгой в одной комнате… Все равно днем дома не бывает, только ночует…
— Вы,
доктор, вероятно, много делали ампутаций? — вдруг спросила Анна Николаевна. — Очень, очень хорошо… Не
хуже Леопольда…
Бучинский шустро семенил по конторе и перекатывался из угла в угол, как капля ртути; он успевал отвечать зараз двоим, а третьему рассыпался сухим дребезжащим смехом, как смеются на сцене
плохие комики.
Доктор сидел уже за яичницей-глазуньей, которую уписывал за обе щеки с завидным аппетитом; Безматерных сидел в ожидании пунша в углу и глупо хлопал глазами. Только когда в контору вошла Аксинья с кринкой молока, старик ожил и заговорил...
—
Доктор Поляков! — раздалось мне вслед. Я обернулся, держась за ручку двери. — Вот что, — заговорил он, — одумайтесь. Поймите, что вы все равно попадете в психиатрическую лечебницу, ну, немножко попозже… И притом попадете в гораздо более
плохом состоянии. Я с вами считался все-таки как с врачом. А тогда вы придете уже в состоянии полного душевного развала. Вам, голубчик, в сущности, и практиковать нельзя, и, пожалуй, преступно не предупредить ваше место службы.
Не говоря Писареву, как известно моим читателям, о моих опасениях, я, разумеется, переговорил о них со всеми нашими общими друзьями; но все были удивлены моими тревожными замечаниями и уверяли меня, что Писарев
худ и бледен всегда, что кашель его чисто нервный, что он иногда, особенно по летам, совершенно проходит, что Писарев прибегал раза два к помощи театрального
доктора N., «прекраснейшего человека» (заметил Кокошкин), и что тот никакого значения его кашлю не придавал.
— Ну, есть ли у тебя хоть капля здравого смысла?! — заговорил Мухоедов, врываясь в небольшую гостиную, где из-за рояля навстречу нам поднялся сам Гаврило Степаныч, длинный и
худой господин, с тонкой шеей, впалыми щеками и небольшими черными глазами. — Что тебе
доктор сказал… а? Ведь тебе давно сказано, что подохнешь, если будешь продолжать свое пение.
Всё то же. То капля надежды блеснет, то взбушуется море отчаяния, и всё боль, всё боль, всё тоска и всё одно и то же. Одному ужасно тоскливо, хочется позвать кого-нибудь, но он вперед знает, что при других еще
хуже. «Хоть бы опять морфин — забыться бы. Я скажу ему,
доктору, чтоб он придумал что-нибудь еще. Это невозможно, невозможно так».
Опасения
доктора оправдались, и Лизе вдруг сделалось
хуже, — так
худо, как и не воображали накануне Вельчанинов и Клавдия Петровна.
— Эко какой человек-то; спасибо, что сказал. Я его мало знаю, вижу, что пьяница. Ох, уж эти мне желудочные болезни,
хуже грудных; те хотя от бога, а эти от себя, — проговорил
доктор и уехал.